Одесса в отношении искусства несколько провинциальна — Стас Жирков

Один из самых молодых и восстребованных независимых режиссеров Украины — Стас Жирков, родом из Черноморска (бывший Ильичевск) под Одессой. Он невероятно быстрыми темпами вернул из фактического небытия столичный театр «Золотые ворота», превратив его в популярный и гастролирующий. Он ставит пьесы современных украинских драматургов, заявляет, что случайно попал в театр, и высказывает радикальные вещи, вызывающие оторопь у представителей старой школы. Фокус взял интервью у Стаса, Культурометр выбрал самое интересное.

Фото: Александр Чекменёв, Фокус

— Что тебя подтолкнуло сразу после выпуска запустить собственный театральный проект «Открытый взгляд»? Тебе тогда было около двадцати. Возраст, по сути, ещё очень бестолковый.

— Идея была не моя, а моей будущей на тот момент жены Ксении Ромашенко, которая была худруком нашего театра и всё это придумала. Она ещё на втором курсе или даже на первом сказала, что хочет свой театр. Все поначалу смеялись, а потом, к третьему курсу, поняли, что это очень крутая идея. А почему поняли? Потому что на четвёртом курсе очень многие наши ребята уже работали в театре. И я, поработав в двух государственных театрах, понял, что не хочу этого, что мне не нравится эта система. Потому что там мне надо не просто хорошо делать своё дело, а ещё нравиться условным тёте Лене и дяде Васе. Плюс репертуар не вдохновлял. Поэтому мы с женой и решили открыть свой театр. Все как-то подключились. У нас было две с половиной тысячи долларов, которые мы собирали как бешеные. Этих денег хватило на запуск проекта. Ксения — мой главный помощник, без неё не было бы никаких «Золотых ворот».

— Три твои постановки — «Баба Прися», «Слава героям» и «Любовь людей» строятся по одному принципу: первое отделение очень смешное, второе — грустное. Ты собираешься переходить к иной форме?

— Не знаю, я никогда ничего не планирую. Всё получается само собой. В пьесах Павла Арье («Баба Прися», «Слава героям») и комическое, и трагическое изначально заложено. В одной пьесе более чётко, в другой — менее. Эти резкие переходы от смешного к трагическому очень современны. Потому что психика сегодня чрезвычайно подвижна, перемены в настроении происходят гораздо резче, чем раньше. Социальные сети, кстати, этому способствуют. Для современного человека сесть и посмотреть двухчасовой фильм уже тяжело. Всё изменилось. Сериалы идут по двадцать минут. Ты за двадцать минут получаешь кайф, который раньше получал за два часа. Я применяю это в постановках, Арье — в пьесах. К тому же мне кажется, что зритель вначале должен полюбить актёра. Юмор в этом плане — хороший инструмент. Но вполне вероятно, что такой подход к спектаклям поменяет следующая пьеса. Сейчас я работаю над «Иллюзиями» Ивана Вырыпаева. Там схема странная. Это будет антрепризный проект. Там про две семейные американские пары, которые умирают.

— Твой спектакль «Слава героям» (по пьесе Арье о двух ветеранах Второй мировой, один из которых служил в Советской армии, другой в УПА) играют разные составы и в Киеве, и в Ивано-Франковске. Есть отличия в восприятии публикой?

— Везде очень по-разному воспринимают. В Ивано-Франковске сильно болеют за УПА. Та боль, которую испытал народ этого региона во времена СССР, слишком довлеет над тем, что происходит сейчас. Там в каждой семье есть убитый или умерший за идею. В Киеве по-другому смотрят. В Одессе вообще очень насторожённо шли на премьеру, мало понимали юмор пьесы, а потом плакали. Одесса — очень тяжёлая в этом смысле. Несовременная. При том, что Одесса — столица клубной жизни, в отношении искусства она несколько провинциальна. «А шо нам ваш Киев? Нам и тут хорошо. К нам режиссёр из Киева приехал? Видели мы этих режиссёров. Та шо они там в Киеве видят, они на море ни разу не были». Я же из Одессы, я всё это знаю. Западная Украина более продвинутая. Там другая проблема — неприятие секс-меньшинств.

— Я спрашивала у Павла Арье, автора пьесы «Слава героям», как ты с ним работал. Он говорил, что ты прислушиваешься к автору.

— Да. Я даже поменял один из кусков, который любил, только потому, что Паша меня очень сильно попросил. Мне не жаль это сделать.

— Даже если это повредит спектаклю?

— Я часто делаю вещи, которые вредят.

— Ты всегда выбираешь сторону не искусства, а человека?

— Всегда.

— Ну а как же театр — священная территория?

— Мне кажется, театр — это не важно. Важно — медицина, учителя, шахтёры. Но если ты выбрал театр, то должен заниматься им честно и до конца. Я не занимаюсь поиском. У меня всё понятно. Там рай. Там ад. Для каждого они свои. Но мне не нужно искать, зачем я в этом мире. Мне это неинтересно.

— А как же замысел жизни?

— Замысел? А он в людях. В семье. Но лениться — грех. В этом вся сложность — найти эту грань. Почему в Европе всё окей? Потому что там это закладывается с детства. Работать — круто. Лениться и списывать — плохо. А семья — самое главное. Я в Германии прожил три месяца, мне кажется, что это основа их жизни. Европа живёт по более христианским законам, чем, например, Россия, потому что там работает принцип: не себе, а людям. Например, здание бундестага — это по сути цементные плиты и большие окна, заглядывая в которые каждый может видеть, что там происходит, и заодно напоминать политикам, ради кого они там находятся. И сравни бундестаг с нашей Верховной Радой, где всё шикарно, в золоте. В этом вся разница.

— Всегда было интересно узнать: чтение специальной литературы помогает в режиссуре?

— По факту любой режиссёр после первого же спектакля должен заканчивать с карьерой. Потому что 80% театралов не нравится, что ты делаешь. Держипильский (директор Ивано-Франковского театра им. И. Франко. — Фокус) мне рассказывал, что, когда он сделал «Нацию», а это мой любимый спектакль у него, критики из Киева её разбомбили. И он стоит после премьеры и думает: всё, конец, наверное, быть мне просто директором театра, организовывать процесс и так далее. А сейчас этот человек занимается серьёзным украинским театром и претендует на многое. Хотя вот тогда мог бы и закончиться. Поэтому слушать надо всегда себя, но и не быть самодуром. Пытаться себя сравнить. Окей, ты крутой. А на уровне Серебрянникова ты кто? Или Остермайера, или Някрошюса, Жолдака? Надо сравнивать себя не с тем, кто рядом, а с тем, кто далеко. Тогда в этом есть смысл. Помогает попуститься.

Фото: Александр Чекменёв, Фокус

— У тебя есть какие-то большие цели?

— Ну какие цели? Я случайно попал в театр. Впервые попал на спектакль, учась на первом курсе. До поступления в вуз был только в Оперном в Одессе. Играл в КВН, мне было весело. Решил, что я талантливый актёр и пойду в театр. Пришёл, мне понравилось. Но я случайно оказался в профессии, случайно стал режиссёром, случайно возглавил театр и так же случайно уйду из него. Искренне думаю о том, что не буду до конца своих дней заниматься театром. Я не знаю, что будет дальше — кино, телевидение? Может, ресторан открою. Я люблю поесть. Люблю готовить. Я говорю это не из кокетства. Мне кажется, что такой подход и является европейским. Когда человек ощущает себя в мире человеком, а не функцией. У меня нет цели зацепиться, стать паразитом и присосаться к театру. Сделать квартиру, протянуть в неё провода, чтобы театр мне ещё и платил за это деньги. Нет этого совкового подхода.

— Ты часто говоришь, что в театрах не хватает современных спектаклей молодых режиссёров. Как это изменить?

— Проблема решается просто — надо открыть все театры для других режиссёров. В тот момент, когда мы откроем театры и это станет рынком, всё изменится. Худрукам надо приходить на конкурсной основе и со своими программами. И это должно стать системой. А у нас её нет. В большинстве случаев — это случайности. Тот с этим дружит, поэтому его пьесы и ставит.

— Как ты выбираешь пьесы?

— Меня должно цепануть. Жаль, конечно, что такая ситуация с Россией, потому что есть в российской драматургии, особенно в уральской школе, авторы, которые мне интересны, — это Коляда, Пуленович, Сигарев.

— Почему ты их не ставишь?

— У нас война с Россией. И ставить российских авторов нехорошо.

— А как же Вырыпаев, пьесу которого ты собираешься поставить?

— Он занимает чёткую позицию в отношении политики России, и потом Вырыпаев давно в Польше живёт. С другой стороны, ситуация с Россией может помочь подняться современной украинской драматургии, но в Украине пока нет того объёма пьес, которые нужны нашему театру.

Беседовала Оксана Савченко, Фокус