Симфония войны. От панка-рока до оперных див Одессы. Часть первая – панки
Одесский журналист Дмитрий Жогов исследует музыку и влияние войны на нее. Первая часть посвящена панк-группе Стас Ленин Band, которая, несмотря на войну, продолжает творческую деятельность и даже выпускает новые клипы.
Плохо, когда утром просыпаешься от стонания «воздушной тревоги». Она невыносима как горловое пение Йоко Оно или как вой слона, тонущего в болоте. Она ужасно плачет как «Стракостер» Джими Хендрикса на Вудстоке и рвет из тебя душу.
Говорят, сирену изобрел француз. Она неожиданно относится к духовым инструментам. И название у нее такое сволочное «необратимый излучатель звука».
Мрачный и тревожный вой с утра дает понять, что впереди как раз полная необратимость. Что приятной размеренной жизни еще долго не будет. Может быть никогда.
Я встаю и под аккомпанемент Йоко-сирены все же пытаюсь с обломков склеить нечто вроде довоенной повседневности.
Что лучше, в жару тепла Кока-Кола из обесточенного холодильника или горячего кофе?
Я выбираю кофе. От него запах мирной жизни. Теплая Круга это самое упадок и тлен. Залеплю себе уши наушниками:
-Ма-ма-мандрую, парасольку зачарую. Ритм, під який чітко відраховуються кроки. Танцюю у ванну. Води нема.
-Ма-ма-мандрую … Я, весь змоклий, продовжую пританцьовувати.
Кажется, Боженькая играет с увеличительным стеклом. Он устремляет огненный луч прямо на тебя. Через окно.
-Ма-ма-мандрую … Я, весь змоклий, продовжую пританцьовувати.
Сначала кажется, что вокал неэмоционален, а потом думаешь, чувак на грани нервного срыва. Как все мы.
Это одесские панки. Стас Ленин [Band]. Отличный клей чтобы с утра лепить из осколков настоящего. Я эту песенку «Мандрую» пою уже два дня.
Правда, не могу кроме трех слов ничего из нее вспомнить. Но это не важно.
Как «Рамамба хара мамбуру».
Я уверен, что смогу отличить Стас Ленин от других команд. Они ни на кого не похожи.
Я иду на концерт панк-группы. В первый раз в жизни. В Одессе не должно быть панка. Здесь нет трущоб. Нет каменных джунглей. У нас здесь солнце. Море.
Загорелый панк – это нонсенс. Панк должен быть бледным как чрево камбалы. Как Сид и Нэнси.
И в Одессе есть Стас Ленин [Band] одесский панк. И мне нравится.
Вой сирены. Тонкий ручей воды.
– Толстолоб!
-Ма-ма-мандрую,
На битумной крыше лопаются пузыри от жары.
Такова утренняя какофония.
Горсад декаданс та цирк
«Я облечу все стороны света…
Вдруг…
Внезапно…
А если в мою сторону будет лететь ракета —
Она полетит обратно»
В Горсаду на концерт уже собралась богемная тусовка: музыканты, режиссеры, актеры, операторы, художники, шизофреники, люди с отсрочкой и белыми билетами, другой творческий ̶с̶б̶р̶о̶д̶. Походило на базар пингвинов, как только выдвинулась из моря морда косатки и потащила одного.
Остальные ошеломленно посмотрели на круги на воде и продолжили шуметь.
– Кира, забрали на войну!
– Аркадий от ТЦК в деревню скрылся. Имеет дом 10 километров от ближайшего патруля.
– Николь замечательная! Но губит себя! Она много пьет.
— Глоток абсента?
– Половина музыкантов из рок-клуба на фронте!
— Какая адская жара! Еще немного и все нафиг загорится!
– Вы слышали это самые жаркие дни в истории человечества! А у нас жарче, чем где-то в Европе!
В городе от жары лопнула на двухметровой глубине под землей труба. Во всяком случае, так говорили. И не стало воды. Ее уже не было несколько дней. И потому пингвины все были взлохмачены и от них пахло.
Выделялся художник и писатель Серега Коняхин, он как всегда выглядел так, будто сделал укол адренохрома себе в мозг. Но это впечатление обманчиво. Его штырит и трезвого. Он весело трясет БГшной бородкой и рассказывает мне свой замысел эротической драмы. Она похожа на «Сало» Пазолини. Позвал меня на роль Председателя.
Еще выделялась Тиннет Николь. Ох Тинет, огонь чересел Одессы. Ти-нн -эт: кончик языка не делает путь по небу, но сразу толкается о зубы. Она самозабвенно и грациозно танцевала зажав в зубах розу. Все относились к ней с пиететом. Ее любят за талант и боятся за характер. Она божественно поет.
В кусты упал, загремел какой-то пьяный. Не дождался концерта.
Появился Стас таким, как я видел его в сотне роликов в Интернете.
Внешне он напоминает молодого Ульянова. Еще гимназиста. Представьте Ленина не целеустремленного, а уставшего с серьгой в ухе и немного брезгливым выражением лица.
Стас говорит, что прозвище Ленин дали, когда ему было шесть лет. За то, что носил кепку. Но ему это прозвище нравится.
Стас: – Это как Мерлин Мэнсон у него это Мэрилин Монро и Чарльз Мэнсон. Да и Стас это я и Владимир Ильич Ленин. Инь и Янь.
Он провокационно одет. Как трансвестит или клоун. Он стильный. Как Вивьен Вествуд работала над его образом.
Его шмотки сыпятся, облезают. После Стаса машина вся в кусках от его сумочки.
Я поразился его бесшабашности. Город полон военными не в лучшем настроении. Некоторые из них из ПТСР. У них при виде Стаса должен стать нервный тик, и рука сама потянется за пистолетом.
Жогов: Тебя часто хотят избить?
Стас: Нет, тьфу, тьфу, тьфу. Могут за спиной ворчать.
София (его жена) доставая прибамбасы для макияжа: – А в Киеве, помнишь? Именно за внешний вид прицепился?
Стас: – Я от таких иду в сторону. И все. Мне кажется, что ко мне уже все привыкли.
Жогов: Как ты считаешь больше звуков в войну?
Стас: Воздушная тревога. И потом ты и после нее реагируешь на все громкие звуки. На мотоцикл, на мусоровозы. На гром! Сразу думаешь «прилет» или нет? Генераторы ревут.
Дышать нельзя. Я хочу поехать после войны в Париж и послушать взрывы фейерверков. Интересно, как я буду реагировать? Надо сразу от этих «флешбеков» избавиться.
Жена гремит его перед концертом. За сценой в кустах стоит удобный стол со скамейкой. Стасу нравится это действо. Он вспоминает Кисс и Дэвида Боуи. Для них это был священный ритуал.
София окрашивает ему глаза, губы, приклеивает длинные ресницы. Одевает парик. На кончик носа ему жена поставила красную точку. Последний штрих.
– Твоя сумочка она сыпется вся, но она стильная. Кто тебя одевает? Кто придумал твой образ?
– Что-то я придумываю, что-то жена.
– Сумочка моя! Вставляет София.
У Стас Ленин [Band] свой Гаркуша есть неприкаянный эксцентричный бессмысленный человек, скачущий перед сценой. Это Борис Барский он худой, морщинистый и по-прежнему усаст, смахивающий длинными руками как сломанная марионетка, передвигается туда-сюда. Публика его узнает.
– Он харизматичный! Он полон сил. И его любят! говорит Стас: — Я часто бываю на концертах в Доме Клоунов.
Стас приглашал Барского и Алексея Агапьяна (Каламбур) на съемки своих клипов. Кстати, не помню, кто еще из одесских рокеров мог позволить себе клип?
Дорогая штука. Нужно быть амбициозным и обеспеченным.
Трудно представить себе делового панка Стаса, передозировавшего тяжелыми наркотиками и валящегося где-то за гаражами. Он знает, что делает. Клипы, альбомы, даже Барский входят в его кейс.
Стас хвастается, показывает на телефоне, что какой-то японец на ударных выстукивает его мелодию.
– В Японии от нас фанатеют. Мы ни на кого не похожи. Какой у нас стиль? У нас новый альбом в нем не то, что каждая песня, каждый кусочек песни в разных стилях.
Если играют металл и фанаты, то вряд ли они будут играть диско. А я могу экспериментировать, Стас пожимает плечами: «Мне все равно».
Жогов: Где «No Future»? Где протест против мира?
Стас: У меня есть своя нофьющая! Песня «Побежали! (Кстати заводной хит) – Куда идем неважно! В пустоту!
Стас идет на сцену звена болтающимися на куртке пустыми банками.
– Побежали! Побежали! Побежали! Куда идем неважно! В пустоту!
Толпа понемногу заводится. Барский начинает прыгать под сценой. Я послушал два хита и ушел.
Подытожу. Стильная панк банда. Которая на самом расцвете карьеры оказалась замкнутой в городе войной. Как зародыш в формалине.
Антракт.
Дмитрий ЖОГОВ